Отправлено: 07.04.08 23:04. Заголовок: Есть мнение...

Уважаемые участники и гости форума, вы можете помещать в етот раздел (не-)понравившиеся вам статьи по исторической тематике или ссылки на них.

Благодарю всех за участие

PS Обсуждение, разумеется, приветствуется

 Отправлено: 29.05.08 15:02. Заголовок: LAVR пишет: Россия ..

LAVR пишет:

цитата:

Россия - страна не третьего-четвертого мира.

наша Эльдарада то, а кого третьего с двумя четертями

 Отправлено: 29.05.08 15:07. Заголовок: Красивая пришла , да..

Красивая пришла , да и "там" чистотой не сият

LAVR пишет:

цитата:

Хочешь сказать, что развитым странам интересны проблемы стран третьего мира? Если бы ты изучал политику, ты бы видел оборотную сторону "заботы" Запада о них. Все не просто так!

опять разоблачения
да, я вижу, что в том числе западным странам интересны эти проблемы. речь не о 3м мире
поднятые проблемы - это не вопрос эксплуатации и экспансии. ты похоже не поняла

 Отправлено: 29.05.08 15:21. Заголовок: Хенаро пишет: речь ..

Хенаро пишет:

цитата:

речь не о 3м мире поднятые проблемы - это не вопрос эксплуатации и экспансии. ты похоже не поняла

Наш с тобой спор не имеет смысла. Это прежде всего мировоззренческий конфликт. Ты, как историк, не понимаешь меня. А я, как политолог, не понимаю тебя.

 Отправлено: 29.05.08 15:30. Заголовок: LAVR пишет: Ты, как..

LAVR пишет:

цитата:

Ты, как историк, не понимаешь меня. А я, как политолог, не понимаю тебя.

языковой барьер?

 Отправлено: 30.05.08 23:22. Заголовок: Красивая пришла пише..

Красивая пришла пишет:

цитата:

сама по себе политика дело не грязное. в нее, в росии, лезут грязные люди, с грязными помыслами, грязными деньгами,

Как удивительно странно слышать от бывшего историка такое акцентирование общесоциальных проблем на конкретном государстве. Спросите обывателя любого государства - какие люди лезут в политику. А Россия, все таки, пишется с большой буквы...

 Отправлено: 01.09.08 23:54. Заголовок: «Мы живем, под собою..

цитата:

«Мы живем, под собою не чуя страны»* Александр Механик, обозреватель журнала «Эксперт». Чтобы Россия стала сильной и уважаемой страной, ей придется развивать социально-гуманитарные науки — иначе она будет продолжать идти в фарватере более интеллектуально состоятельных стран Иллюстрация: Константин Батынков Газ, нефть и ядерное оружие — весомый аргумент в борьбе за мировое лидерство. Но мировой опыт показывает, что в этой борьбе в конце концов побеждают те страны, чье экономическое и военное могущество дополняется культурными ценностями, политическими идеями и идеалами, которые формируются социальными и гуманитарными науками и делают эти страны привлекательными даже для их противников. Эта внешняя задача может быть решена, только если решена задача внутренняя, когда социальные науки способны предложить руководству и всем гражданам страны пути решения жизненно важных проблем государства, общества и каждого человека, способны разъяснить смысл происходящего вокруг нас сейчас и происходившего в истории, сформулировать направление развития и цели общества. В современном мире лидером по числу научных социальных концепций и идей, оказавших наибольшее влияние на мир, а главное, по их продвижению в мире, являются США. Достаточно вспомнить разработанные в значительной мере в США теорию модернизации, теорию стадий роста, идеи народного капитализма, государства всеобщего благосостояния, неолиберализм, теории глобализации, конца истории и многие другие, которые пользовались успехом во всем мире. У этого успеха в формировании мирового дискурса две важнейшие причины. С одной стороны, фактическое признание за США роли главной интеллектуальной сцены мира. И с другой — постоянный приток талантливой молодежи со всего мира в американские университеты, который, как заметил профессор NorthWestern University (Чикаго) Георгий Дерлугьян, «создает генератор творческой энергии, причем не столько через подражание, сколько в коллективной конкуренции избранного числа ведущих в данный период идейных школ, которые существуют именно в США». Такой «генератор» не только формирует идеи, но и распространяет их. Той стране, которая хотела бы оспорить идейное лидерство США, следовало бы по меньшей мере создать такой же «генератор». Ученые и эксперты Идеи и теории, перечисленные выше и многие другие, родились в США не для того, чтобы демонстрировать остальному миру американское интеллектуальное превосходство. Они были созданы представителями академической науки как ответ на вызовы, возникающие для американского общества и американской элиты как внутри страны, так и вовне. Зачастую эти теории разрабатывались по прямому заказу различных групп влияния. Дэвид Харви в своей книге «Краткая история неолиберализма» описывает, как в 80−е годы усилиями консервативных политиков и бизнеса был запущен механизм разработки неолиберальной теории и распространения неолиберальных ценностей в американском обществе, в том числе через финансирование крупным бизнесом соответствующих исследований в университетах и в специально созданных для этого аналитических группах. И лишь пройдя апробацию в американском интеллектуальном сообществе и в американской элите, новые теории становились орудием американского наступления во всем мире. А многие из тех, кто показал себя в академических исследованиях и разработках, становились затем экспертами и советниками политических партий и правительства. А некоторые и сами стали крупными политиками. Достаточно вспомнить, что Бжезинский, Киссинджер, Райс начинали свою карьеру профессорами в американских университетах. В Советском Союзе институтом, который занимался и академическими исследованиями, и научной экспертизой правительственных решений, была Академия наук. Многие руководители гуманитарных институтов АН входили в качестве членов ЦК или других властных учреждений в состав высшего руководства страны. Поскольку уже в наше время российская академическая и университетская наука находилась на периферии внимания и интереса власти, большинство академических институтов пришли в упадок, то с властью и с бизнесом стали работать люди, не имеющие академического статуса, а главное, фундаментальной подготовки. Фактически задачей экспертов стало не доведение до власти знаний и сведений по тем вопросам, которые в настоящее время ее занимают, а создание формулировок, пригодных «на данный момент». Или просто оправдание власти. Эксперты оказались слишком зависимы от власти и от моды для того, чтобы формулировать действительно независимые идеи или заниматься фундаментальными разработками. Следует заметить, что те из экспертов, кто обслуживает оппозицию, столь же несостоятельны и по тем же причинам. Конечно, само по себе научное знание не способно сделать человека экспертом, и мы знаем множество примеров несостоятельности представителей академической науки и их сервильности. Но как бы банально это ни звучало, все-таки знание лучше, чем незнание. Характеризуя состояние современного российского экспертного сообщества, заведующий кафедрой местного самоуправления ВШЭ Симон Кордонский заметил, что «проблема заключается в том, что у нас очень мало людей, которые знают предметные области, т. е. собственно экспертов. Роль экспертов у нас зачастую играют лоббисты, которые защищают интересы своих групп. И когда мы собираем экспертов, то на самом деле мы получаем сборище лоббистов, которые договариваются о дележе ресурсов в пользу своих групп». Неизбежность большой теории Мы попросили нескольких известных российских гуманитариев рассказать о том, что на их взгляд должно быть предметом обсуждения в области социальной и политической науки сейчас в России. Получился небольшой очно-заочный круглый стол, в котором приняли участие главный научный сотрудник Института философии РАН Борис Капустин, докторант Лозаннского университета Эдуард Надточий, ведущий научный сотрудник Института высших гуманитарных исследований РГГУ Анатолий Ахутин, руководитель исследовательской группы НОРИ Александр Бикбов, главный редактор журнала «Логос» Валерий Анашвили, заведующий кафедрой истории России средневековья и раннего нового времени Александр Каменский. Ниже мы попытались обобщить их высказывания. Проблема, которую предстоит решить российской социальной и политической философии, не нова ни для России, ни для мира. Это проблема критического освоения мировой социальной науки с целью ответа на вызовы, встающие перед Россией. Возможно, в современном виде подобная проблема впервые возникла в Европе в конце XVIII века, когда философия французского Просвещения стала каноном и породила массу эпигонов во всей Европе. Однако классики немецкой философии Гегель, Кант, Фихте показали, что это знание вовсе не канон, что оно само неполно и несовершенно. Но это несовершенство постигалось ими через приложение философии французского Просвещения к проблемам Германии в ее особенности. И новое знание стало результатом синтеза французской философии, в том числе через ее критику, и ее немецкого переосмысления. Так же и в России в первой половине XIX века преломление и критическое переосмысление уже немецкой философии породило два мощных направления русской общественной мысли — славянофильство и западничество. К концу XIX — началу ХХ века эти движения нашли свое развитие в русской религиозной философии и русском марксизме, уже переросших национальные рамки. Революция разрушила эту традицию. Причем не только либеральную и религиозную, но и марксистскую. Однако в 60−е годы в СССР начался новый подъем социально-философского знания и поиск путей его интегрирования в мировую науку. 90−е годы разрушили уже эту новую традицию. Сейчас российская социально-гуманитарная наука вновь стоит перед той же проблемой: как преломить современную мысль для понимания российской действительности не путем имитации западных образцов, как это делают эпигоны западничества. И не путем их отталкивания, как это делают эпигоны почвенничества. А через критическое переосмысление западной мысли и новую интеграцию в мировую науку. Эта общая проблема распадается на ряд более частных, некоторые из которых были упомянуты нашими собеседниками. Скажем, первой такой проблемой российской политической философии является, по их мнению, проблема исторических альтернатив, возможных развилок исторического развития. Потому что как бы нас ни убеждали в обратном вначале большевики, а потом либералы, ясно, что история никогда не закончится. И не только убеждали, но и использовали мощные идеологические механизмы, чтобы уничтожить представление о возможности альтернативных путей развития. И в 1917−м, и в 1991 году. Вторая проблема, непосредственно связанная с первой, — вопрос о возможных типах капитализма для каждой страны и для разных исторических обстоятельств. Эта тема связана и со столь обсуждаемой у нас темой демократии, потому что тип формирующейся в каждой стране демократии зависит от типа хозяйственной организации общества. Если мы всерьез будем обсуждать альтернативные типы капитализма, тогда, может быть, мы сможем найти типы демократии, соответствующие каждому типу капитализма. И, возможно, поймем, какой тип капитализма и демократии соответствует нашим российским реалиям. Но проблема альтернатив требует не только философского и социологического, но и исторического обсуждения. В русской истории есть некоторые моменты, которые постоянно будут в центре научного и общественного внимания. Например, проблема революции 1917 года. Невозможно согласиться с советской интерпретацией ее безальтернативности, но и современные объяснения этой революции как результата заговора ничего не объясняют, ведь мы имеем дело с глобальным социальным переворотом. Аналогичные проблемы возникают при интерпретации истории реформ в России, стоит лишь вспомнить, какие споры до сих пор вызывают реформы и Петра I, и Александра II, и Столыпина. Но и в том и в другом случае необходимо распространение научного внимания с глобальных аспектов реформ и революций, которые безусловно важны, на локальные: на жизнь различных слоев населения, на отражение реформ в сознании людей. Так же как необходимо изучение влияния реформ и революций не только на ближайшую перспективу, но и на более длительные периоды, когда проявляется то, что можно назвать их «непреднамеренными» последствиями. И что практически всегда находится вне поля зрения историков, и тем более самих реформаторов и революционеров. Между 1917 годом и 1937−м всего двадцать лет, но кто мог в 1917−м предвидеть 1937−й. Так же и в 1985−м, в начале перестройки, вряд ли кто мог предвидеть, как она отразится на нашей жизни в 2005 году. Осознание альтернатив и перспектив развития формирует общественную поддержку каждому из вариантов развития и порождает необходимость в различных вариантах большой теории, которые могли бы работать на политическую мобилизацию в пользу той или иной модели развития. Возникшая после краха коммунизма иллюзия, что человечество может обойтись без разных вариантов большой теории, потерпела крах. После неоконсервативной волны, как бы к ней ни относиться, было бы смешно и нелепо говорить обратное. Потому что неоконсерватизм был именно такой теорией. В мире, который лишается смыслов, налицо запрос на большую теорию. Другое дело, что нельзя навязывать мировоззренческие концепты, с которыми выступает действующая власть, всему обществу и тем более академической среде, так же как невозможно запретить носителям государственных функций выступать с мировоззренческими, идеологическими заявлениями. За кормой философского парохода У российской социально-политической философии в XIX — начале ХХ века были великие достижения, на которые теперь принято ссылаться как на образцы для нашей современной социальной и гуманитарной науки. Но никуда не уйти от того факта, что корни нашей современности и в недавнем советском прошлом, в котором были не только «философский пароход», но и серьезные научные достижения. Хотя советскую власть постоянно преследовали параноидальные страхи: с одной стороны, она возлагала большие надежды на продвижение идей марксизма-ленинизма во всем мире и тратила большие средства на развитие этой теории; с другой, — явно не доверяла этой же теории и, главное, ее адептам. Тем не менее в те годы в пределах марксистско-ленинской теории, в рамках научного коммунизма, а многие люди совершенно искренне работали в этих рамках, и были предприняты попытки решения практически все тех же проблем, которыми занимались и западные социально-гуманитарные науки. Как заметил Анатолий Ахутин, «в 60−е годы многие гуманитарии старшего поколения увлекались неомарксизмом. И это была серьезнейшая философская работа. По отношению к ней многое в современности — это просто зады. И именно потому, что все было административно заужено и нельзя было резвиться, то что-то стоящее можно было сказать, только когда ты действительно до чего-то серьезного доходил. Так вырос Мамардашвили, так вырос Ильенков, так вырос Батищев». А по мнению декана факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге Вадима Волкова, несмотря на засилье идеологии, в СССР были свои сильные школы, признанные мировым сообществом, во многих социально-гуманитарных науках. «Это и марксистская психология Выготского и Лурия, психология бессознательного Узнадзе, семиотика Лотмана, литературоведение Бахтина, диалектическая философия Ильенкова». Кроме того, Советский Союз по большому счету был одной из пяти стран в мире (в этом списке еще США, Великобритания, Франция, Германия), которые выделяли заметные средства своим ученым-историкам, чтобы они могли заниматься всемирной историей и всемирной культурой от «дней Адамовых» до современности и от чукчей до инков. И советская историческая наука имела существенные достижения, многие из которых продолжали традиции дореволюционной науки, как, например, в истории Франции, в византиеведении, востоковедении. Зачем изучать то, что можно игнорировать Есть одно существенное различие между российским и европейским интеллектуальными сообществами. Европейские интеллектуалы — это публичное сообщество. Публичное в том смысле, что они постоянно «на людях» обсуждают актуальные философские проблемы, они не только интеллектуалы, но и общественные деятели. По мнению Анатолия Ахутина, в России сейчас это невозможно: «Потому что у нас нет общества вообще и научного общества в частности. А общество — это значит что? Общение. Нет интереса общества к общению — вот в чем все дело. В результате ни общество не нуждается в самом себе, ни власть не нуждается ни в обществе, ни в осмыслении сущего. Проблема не в том, что это результат какого-то деспотизма, само общество не хочет обсуждения». Как заметил главный редактор издательства Ad Marginem Александр Иванов в своем интервью, опубликованном в книге «Мыслящая Россия», «от современной России исходит ощущение не просто отсутствия идеологии, а отсутствия идей вообще», связывая это состояние с возобладанием в общественной жизни, а мы бы уточнили, в жизни элиты, того, что «Маркс называл религией повседневной жизни, товарным фетишизмом… когда нет никакой трансцендентной философии, а существуют только сугубо имманентные формы фетишизации». Которые отзываются моральным кризисом значительной части российской элиты и, как следствие, всеобщим цинизмом, который вырвался на общественную арену и стал эрзацем идеологии. Общественный цинизм, с одной стороны, делает элиту безразличной к изучению общества — зачем изучать то, что можно игнорировать, а с другой — лишает ученого гуманитария, чья деятельность посвящена изучению общества, энергии, моральной силы и научного энтузиазма, который известный американский социолог Рэндалл Коллинз считает основой развития науки. Безразличие элиты находит свое выражение в безразличии государственных институтов к судьбам социально-гуманитарных наук. По мнению директора Института научной информации по общественным наукам, академика РАН Юрия Пивоварова, «впервые в истории России социально-гуманитарные науки оказались не нужны российскому государству, сложившейся политической системе, российскому обществу в целом. Власть сидит на нефти, на газе, на чем-то другом, и ей кажется, что все и так хорошо, без всякой науки». Но, как отметила директор Института гуманитарно-теоретических исследований Высшей школы экономики Ирина Савельева, власть не понимает, что «люди живут в той социальной реальности, которую они себе представляют. И если наука не участвует в создании этой реальности, в ее презентации власти, то возникает ситуация, когда разные группы населения имеют нестыкующиеся представления о социальной реальности». И на этих стыках общественного сознания как раз и возникают самые серьезные общественные кризисы. Слова Юрия Андропова о том, что мы не знаем страны, в которой живем, уже затрепаны так, что воспринимаются как анекдот. Но теперь мы знаем последствия этого незнания. Распад коммуникаций Но может ли современная гуманитарная наука России решить те проблемы, о которых мы говорили в начале статьи. По мнению большинства экспертов — не может. У этого печального факта много причин. И первая из них — слабая среда и отсутствие коммуникаций. Как сказал научный редактор журнала «Логос» Виталий Куренной, «для развития дискурса каждому ученому важно знать, что кто-то вас читает, кто-то на это реагирует. А в России сейчас нет системы научных и культурных контактов, обеспечивающих существование дискуссии по проблемам, над которыми вы работаете. У нас настолько слабая среда, что, во-первых, не читают, во-вторых, даже если читают, то отклика нет или он появляется очень поздно. Часто нас больше читают на Западе, потому что там люди менее загружены и имеют лучший доступ к книгам. Многие хорошие знатоки русской философии сидят за границей и читают то, что выпускается в России, более внимательно, чем в самой России». По мнению Ирины Савельевой, «у нас совершенно распалось научное сообщество, причем по всем параметрам, которые характеризуют жизнь научного сообщества. У нас почти нет профессиональных ассоциаций. На Западе любое направление исторической науки, любая дисциплинарная область имеет свою ассоциацию. У нас нет культуры ассоциаций, а следовательно, нет возможности общения, коммуникации, профессионального обсуждения внутри профессионального сообщества». В результате научное сообщество распадается на изолированные группы, в которых отсутствует общепризнанная система признания и оценок. Такое сообщество открыто для маргиналов и проходимцев. Достаточно взглянуть на полки книжных магазинов, забитых псевдоисторической литературой и фоменковщиной, чтобы понять глубину проблемы. Распад российского научного сообщества связан с нашей общественной жизнью 90−х годов. Рэндалл Коллинз в своей книге «Социология философии» показал, что развитие науки, особенно социально-гуманитарных наук, основывается на интерактивных ритуалах, энтузиазме и эмоциональной энергии. Формы интерактивных ритуалов — это обычно набор стереотипных действий, жестов и даже одеяний, которые позволяют участникам этих ритуалов ощущать себя членами группы, имеющими взаимные моральные обязательства. Такие группы — это в первую очередь так называемые научные школы, а ритуалы — разного рода устойчивые семинары, конференции, защиты и прочее. В советских общественных науках такую роль играли сообщества, сложившиеся вокруг Мамардашвили, Щедровицкого, Библера. В советской социально-гуманитарной науке именно академические институты и в целом Академия наук играли роль площадки, на которой совершались те самые интерактивные ритуалы, о которых говорит Коллинз. А также возникали интеллектуальные сети, которые являются важнейшей формой трансляции полученных интеллектуальных результатов. «Для интеллектуалов общество, значимое для них более всего, дающее им творческую энергию, являющееся источником и ареной развертывания их идей, — это их собственная интеллектуальная сеть». Если перефразировать Коллинза, то система Академии наук была той «организационной основой», которая предоставляет интеллектуальным сетям возможность существовать. Причем в данном случае не столь важно, что многие из ученых находились внутри АН в состоянии постоянного идеологического пресса, потому что и этот факт порождал внутреннее напряжение и соответствующую интеллектуальную реакцию, которой мы обязаны многими достижениями как советской науки, так и антисоветской. Важнейшая проблема современных российских социально-гуманитарных наук состоит в том, что эта площадка была в значительной степени разрушена, а вместе с ней были разрушены многие школы, ритуалы и сети. Академия наук служила не только организационной основой интеллектуальных сетей, но и аккумулятором гуманитарных кадров, которых всегда в России было мало. Россия по количеству гуманитарных ученых на 100 тыс. жителей находится на 20−м месте в мире, даже если исключить США и Англию. Как заметил Рэндалл Коллинз, «истины не возникают в изолированных мозгах». А там, где у ученого нет коллег, там нет и науки. Другие проблемы Кроме распада коммуникативного пространства и научных сетей у российских гуманитарных наук еще масса не менее сложных проблем. Попробуем разложить их «по полочкам». Отсутствие статистики и социологии. По мнению Симона Кордонского, «у нас нет социально-гуманитарных наук, потому что у нас нет статистики и социологии, которую у нас понимают как способ манипуляции, а не как науку об обществе. Те, кого у нас считают социологами, занимаются не наукой, а вульгарной философией. И у нас нет культуры научного знания, культуры изучения реальности. Культуры описания. А описание предшествует знанию. В результате мы все, и власть тоже, не знаем, как и чем живет страна. Исследование реальности замещено разработками концепций реформирования». Сейчас в России невозможно найти ничего подобного тому, что представляли собой сборники земской и уездной статистики с конца 90−х годов XIX века до конца 20−х годов века XX. В результате отсутствия серьезной статистики, как заметил Кордонский, даже районные начальники зачастую плохо представляют, что происходит на территории вверенных им районов. А там, где нет знания реальности, там нет науки. Бедные библиотеки. В России страшная бедность не только со средой, но и с книгами. Последние пятнадцать лет поступление в библиотеки зарубежных книг и периодики практически прекратилось. Мог бы спасти интернет, но на оплату доступа к оцифрованным фондам большинства зарубежных библиотек у наших библиотек тоже нет средств. Вот почему многие российские ученые вынуждены регулярно выезжать за границу только с целью знакомства с последней литературой, как когда-то в СССР провинциальные ученые приезжали в Москву поработать в столичных библиотеках. По мнению большинства наших собеседников, полагать, что доступ к интернету в настоящее время разрешает эти проблемы, могут только люди, весьма слабо представляющие себе реальное положение дел с ресурсами мировой информационной сети и характером доступа к ним. Кроме того, просто отсутствует элементарная инфраструктура для научной работы. Если вы находитесь в западном университете — это кампус, это библиотека в шаговой доступности, и никаких проблем с ожиданием книг. В Москве, даже если книга есть, вам придется ждать ее целый день. По мнению Виталия Куренного, «если говорить о первоочередных проблемах, которые может и должно решить государство для развития науки и образования, то это оцифровка российских библиотек. Потому что это смешно, что сегодня, чтобы найти русскую книгу в интернете, я лезу в gooogle-books и жду, когда в Йеле дойдут до полки с русскими книгами XIX века и оцифруют их. А это должно сделать наше правительство». А там, где нет книг, там нет науки. Слабость научной публицистики. Наконец, в России очень мало собственной научной социально-гуманитарной периодики. У нас по всем проблемам истории три-четыре серьезных журнала. В этих условиях, как сказала Ирина Савельева, странно выглядят звучащие от чиновников от науки требования публиковаться в так называемых рейтинговых изданиях. «В России их нет, а список западных совершенно американоцентричен. В нем только по истории американских штатов10–15 журналов. К нам это не имеет отношения. И проникнуть туда совершенно невозможно. Но там нет, скажем, французского журнала ”Анналы”, потому что там не печатают аннотации на английском языке. Но французы не будут печатать аннотации на английском». Заметим, что французов это не смущает. И невозможно представить, чтобы французы требовали от своих ученых публикаций в иностранных журналах. В результате, как сказал Виталий Куренной, «мы работаем, как кустари. Пока у нас ученый успевает написать и опубликовать одну статью, на Западе люди успевают написать книжку». Там, где невозможно публиковаться, там нет науки. Изоляция от мира. В гуманитарной науке есть важный критерий — связь с мировым сообществом. Но коммуникативные барьеры очень высоки — для того, чтобы тебя узнал мир, все надо переводить на английский. Эта проблема в России совершенно не решена. Российские ученые, гуманитарии, если они не работают в западных университетах, изолированы от мирового научного сообщества. А без этого невозможно международное признание наших авторов. Получается замкнутый круг: наших авторов западные издательства не переводят, потому что не знают, а не знают, потому что не переводят. Эта проблема была характерна и для царских времен. Мировой статус приобретали только те ученые, которые могли публиковаться за границей. В советское время переводами и продвижением работ наших авторов занималось издательство «Прогресс». И достаточно успешно. Сейчас также эту проблему без государства не решить, потому что у ученых просто нет на это средств. Причем на английском языке необходимо издавать не только книги, но и российские журналы. Там, где нет международного обмена научными достижениями, там нет науки. Бедность. Наконец, жить в России только на научный заработок, особенно молодому специалисту, практически невозможно. Хотя сейчас стало немного лучше, ведь, как сказал о научной деятельности сотрудник одного из гуманитарных НИИ, «еще несколько лет назад это была чистая благотворительность». Но и сейчас молодой ученый должен выбирать между семьей и наукой. Вот почему многие зачастую не видят иного выхода, кроме как уехать. По словам Виталия Куренного, «молодой человек, занимающийся наукой, должен видеть перспективу достойного существования и хорошего вознаграждения. А у нас он видит непривлекательное положение своих учителей, и ученых, и преподавателей. А если нет условий для работы, то в науке, как и в любой другой форме человеческой деятельности, происходит негативный отбор. Ее покидают лучшие». Там, где не платят ученым, там нет науки. Тем не менее большинство наших собеседников отметили, что, несмотря на все проблемы, работать в России в гуманитарной сфере сейчас действительно увлекательно. Есть что исследовать, есть свой достаточно большой гуманитарный рынок. Ученые могут писать на русском языке и могут рассчитывать, что рано или поздно найдут своего читателя. Для успеха российских социально-гуманитарных наук необходимо не так уж много — поддержка общества и государства. *Осип Мандельштам.

http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/34/socialno_gumanitarnie_nauki/

 Отправлено: 02.09.08 07:13. Заголовок: Очень понравилась ст..

Очень понравилась статья. Спасибо!

 Отправлено: 04.11.08 00:33. Заголовок: Триста лет — полет н..

[quote]

Триста лет — полет нормальный

Александр Механик, обозреватель журнала «Эксперт».

В России все происходит довольно быстро — за последние триста лет мы прошли огромный путь. По мнению историка Бориса Миронова, не стоит слишком торопиться — у российской модернизации нормальная крейсерская скорость

Профессор Санкт-Петербургского университета Борис Миронов считает, что в процессе модернизации государство в России компенсировало не только недостаток инициативы со стороны народа, часто не понимавшего необходимость реформ и не желавшего их проводить, но и дефицит капитала, образования и культуры, и потому служило тем необходимым рычагом, с помощью которого происходило реформирование страны. История убедила Бориса Миронова в том, что Россия часто страдала от излишней спешки, в первую очередь интеллигенции с ее стремлением ускорить естественные процессы и отодвинуть государство. Но активное участие государства в экономической, политической и социальной жизни, ставшее российской традицией, остается таковым до настоящего времени и, как бы нам ни хотелось, понадобится в ближайшем будущем.

Одна из работ Миронова называется «История в цифрах. (Математика в исторических исследованиях)». Возможно, именно приверженность фактам и цифрам позволяет профессору подвергать сомнению знаменитое утверждение «Умом Россию не понять». Можно сказать, что главный труд Бориса Миронова, вызвавший широкую дискуссию среди историков и в России, и за рубежом, «Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX вв.)», в значительной степени посвящен опровержению этого тезиса. С этого мы и начали нашу беседу.

— В своих работах вы отвергаете известную мысль «Умом Россию не понять». Почему?

— Многим кажется, что непохожесть, непредсказуемость России — это ее бренд, причем бренд возвышающий и успокаивающий. Но у этого бренда есть и другая, как правило, скрытая функция — противопоставить Россию Европе, выключить ее из европейского пространства. С моей точки зрения, когда России приписывают какое-то особое универсальное евразийство, когда утверждают, что Россию умом не понять, это не только неправильно по существу, но вредно и опасно. Мы европейская страна по нашей культуре, по нашей психологии, по нашему менталитету, по мировоззрению и религии. Православие принадлежит Европе не меньше, чем католичество. А отличий между православием и католицизмом не больше, чем между католиками и протестантами. Нельзя в нашей истории найти социальных институтов, процессов или явлений, которые не встречались бы где-нибудь в Европе. Даже такой институт, как передельная община, которую многие считают уникальным русским институтом, был известен в ряде европейских стран в средние века, а в некоторых регионах Австрии, Германии бытовал еще в восемнадцатом — начале девятнадцатого века. Европейское развитие России носит естественный, органичный характер, оно нам не навязано. Даже когда государство старалось ускорить это естественное развитие в ответ на внешние вызовы со стороны более развитых стран, это был наш выбор.

— Но все-таки у России и Европы много различий. Они, что называется, видны невооруженным глазом.

Профессор Санкт-Петербургского университета Борис Миронов

Фото: Александр Крупнов
— Эти различия вызваны тем, что социальные изменения, происходившие в России и других европейских странах в восемнадцатом — начале двадцатого века, по большей части были асинхронными. Одни процессы начинались в России в тот момент, когда они уже завершились или завершались на Западе, например становление сословий и городских корпораций, переход от общности к обществу. Другие захватили Россию с большим опозданием, например демографический переход, промышленная революция, генезис гражданского общества и представительных учреждений.

Но чем ближе мы к нашему времени, тем ближе Россия к Европе. Хорошим индикатором того, как происходило развитие российско-европейских связей, может служить движение цен в России и на Западе. До начала восемнадцатого века в динамике западноевропейских и русских цен не наблюдалось никакой согласованности. Революция цен, которая охватила Европу в шестнадцатом — первой половине семнадцатого века, остановилась у российской границы. На рубеже семнадцатого-восемнадцатого веков уровень цен, выраженных в граммах золота, в России оказался в девять-десять раз ниже, чем в западноевропейских странах, из-за крайней дороговизны драгоценных металлов. Зато в восемнадцатом столетии у нас наблюдался компенсационный рост: цены повысились в пять раз в золоте и в одиннадцать раз номинально — больше, чем на Западе за несколько предыдущих столетий, благодаря чему разрыв в уровне цен сократился до двукратного. В следующем столетии цены в России и остальной Европе изменялись совершенно согласованно, разрыв в их уровне на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков сократился до возможного минимума (до издержек провоза); например разрыв цен на хлеб составлял всего двадцать-тридцать процентов, — твердое доказательство того, что Россия вполне интегрировалась в мировую экономику. Динамика российских и западноевропейских цен, на мой взгляд, есть индикатор интенсивности всех контактов между Россией и Западом: их ничтожность до восемнадцатого века, их бурный компенсационный рост в восемнадцатом веке, их нормальность в девятнадцатом — начале двадцатого века. Соответственно, периферийность России по отношению к Западу до восемнадцатого века, ее интеграция в Европу начиная с восемнадцатого века и включенность в девятнадцатом — начале двадцатого века.

При этом одни историки принимают асинхронность исторических процессов в нашей стране относительно Европы за «цивилизационную особенность» России, а другие называют это отсталостью, возникшей под влиянием разного рода фатальных факторов: татаро-монгольского ига, крепостного права, самодержавия, социализма.

Рациональность крепостничества
— Вы как будто не согласны с тем, что крепостное право задержало развитие России.

— На первый взгляд вопрос предельно ясный, и потому наблюдается полное единодушие в том, что крепостничество имело огромное отрицательное влияние на все стороны российской жизни. Даже подумать, что оно имело какие-то положительные последствия, большинству людей кажется просто нелепым. Между тем это нонсенс с социологической точки зрения. Ни один институт не может существовать столетиями, если он не выполняет общественно значимой и, значит, позитивной функции. Крепостное право было оборотной стороной слабого развития индивидуализма, рациональности в поведении, народного понимания свободы, недостатка самоконтроля и дисциплины. С моей точки зрения, крепостничество было по-своему рациональным ответом России на вызов среды и трудных обстоятельств; оно использовалось государством как вынужденное средство для решения насущных государственно-общественных проблем. Более того, крепостничество во многом возникло спонтанно, развивалось стихийно и являлось органичной и необходимой составляющей российской действительности. Мне кажется, что закрепощение крестьянства, так же как, впрочем, и господство передельной общины, компенсировало отсутствие у российского крестьянства инициативы, предприимчивости, желания, но, конечно, не способностей добиваться максимально возможных экономических результатов.

— И тем не менее, разве не экономические причины лежали в основе освобождения крестьян?

— Отдавая себе отчет в органическом происхождении крепостничества и его социальных функций, мы не можем забывать, что оно способствовало развитию политического абсолютизма, авторитарных отношений в обществе и семье; сдерживало развитие городов, буржуазии, частной собственности, личных и политических свобод. Оно затрудняло социальную и географическую мобильность, развращало общественную психологию народа всеобщим «похолоплением». И отменено крепостное право было не потому, что исчерпало свои экономические возможности, во всяком случае, объективный анализ этого не подтверждает, а потому, что достижение высокого уровня экономической эффективности требовало от помещика такого уровня насилия по отношению к крепостному, на которое в середине девятнадцатого века большинство помещиков уже было не способно.

Связь насилия и экономической эффективности можно оценить, сравнивая результаты проведенных в начале девятнадцатого века исследований о состоянии барщинных и оброчных хозяйств. Оказалось, что в барщинном имении доход на одну десятину в среднем был в два раза выше, чем в оброчном, но и крестьяне наказывались там в восемьдесят три раза чаще, чем в оброчном. В середине девятнадцатого века большинство помещиков и управляющих были уже не готовы добиваться повышения дохода таким образом. Поэтому многие экономисты второй трети девятнадцатого века, еще до отмены крепостного права, рекомендовали помещикам отказаться от телесных наказаний и переходить с крестьянами на договорные отношения.

Суходольский П. А. Полдень в деревне (Деревня Желны Калужской губернии Масальского уезда). 1864 год

Государствнный Русский Музей
Вот почему я не могу согласиться с широко распространенным мнением, что царизм опоздал с освобождением крестьян. На мой взгляд, эмансипация различных социальных групп, которая началась с конца восемнадцатого века, была вызвана утверждением частной собственности, повышением образовательного уровня, смягчением нравов, а также пониманием, которое возникло у верховной власти, церкви и образованной части общества, о необходимости модернизации экономики, наконец, влиянием Европы. Эмансипация проходила естественным образом и таким темпом, который соответствовал, с одной стороны, потребностям общества и государства, а с другой — стремлениям и возможностям самого населения, в некоторых случаях даже обгоняя их. Началось освобождение с дворянства. Ключевую роль в этом сыграл манифест Петра Третьего «О вольности дворянской» от 18 февраля 1762 года. Затем постепенно эмансипировались другие сословия, последним — крестьянство. Другая последовательность была бы нелогичной и неосуществимой — ведь нельзя было сначала освободить крестьян, а потом дворян.

— Насколько тесно крепостное право было связано в России с общинной организацией крестьянской жизни?

— Община как форма крестьянского самоуправления возникла в России стихийно, задолго до крепостного права, но только во второй четверти шестнадцатого века правительство признало ее де-юре. Оборотной стороной процесса легализации сельской общины было усиление ее полицейской, то есть регулятивной, функции. Вследствие этого крестьянин попал еще в один вид крепостной зависимости, которую можно назвать корпоративным крепостным правом: без санкции общины он не мог предпринять каких-либо важных действий. В ходе реформ шестидесятых годов община, по замыслу реформаторов, постепенно должна была превратиться из общности, в которой господствуют обычай и натуральное хозяйство, в организацию, где господствуют гражданско-правовые и рыночные отношения.

До 1906 года правительство поддерживало общину. В основе поддержки общины лежало убеждение, как заметил Витте, что «пасти стадо легче, нежели каждого члена стада в отдельности». Поворот в аграрной политике был вызван тем, что во время революции 1905–1906 годов община возглавила беспорядки. Потеряв веру в ее лояльность, правительство сделало ставку на индивидуальные хозяйства, поощряя выход из общины.

Но и к 1917 году русская крестьянская община, даже после столыпинских реформ, все еще во многом оставалась общностью, а не обществом. Более того, после Октябрьской революции произошло оживление общины. К 1922 году в Советской России 85 процентов всей земли находилось в общинной собственности, потому что крестьяне не нашли другого способа переварить около 65 миллионов гектаров земли, которые они получили в результате революции, кроме уравнительного ее передела в общине.

Не условия плохие, а работаем мало
— Вы сказали об отсутствии у российского крестьянства инициативы, предприимчивости, желания добиваться максимально возможных экономических результатов…

— Это результат того, что в деревне долгое время доминировала моральная экономика. Александр Васильевич Чаянов и его коллеги еще в двадцатые годы доказали, что семейно-трудовое хозяйство, характерное для России, было нацелено не на получение прибыли, а на доставление средств существования его членам. Оно не было капиталистическим предприятием. Оно было основано на личном труде членов хозяйства, которые совмещают в своем лице хозяина и работника. В нем нормы напряжения труда, или степень самоэксплуатации, были значительно ниже возможностей полного использования труда: у мужчин от 37 до 96 процентов, у женщин — от 15 до 55 процентов, у полуработников — от 8 до 40 процентов. А главный фактор степени самоэксплуатации — давление потребительских запросов семей: чем сильнее давление, тем большую энергию развивает работник.

Существует очень распространенная точка зрения, что в России такие плохие климатические условия, такой суровой климат, низкое плодородие почвы, такие высокие издержки производства, что конкурировать с Европой и Америкой невозможно и нас может спасти — и спасала — только мобилизационная экономика. В том числе в форме крепостничества. Потому что у нас и дома с толстыми стенами, и отопление, и теплая одежда и тому подобное. А я студентам своим рассказываю, какая она так называемая мобилизационная крепостническая экономика, когда крестьянство накануне отмены крепостного права работало в году 135 дней и на помещика, и на себя, и больше не работало. Причем крестьянская община следила за тем, чтобы все крестьяне соблюдали установленные обычаем праздники. Нарушителей могли избить и поломать их рабочий инвентарь. А после освобождения число рабочих дней еще уменьшилось. В 1872 году число рабочих дней составило 125, а в 1902 году — 107. В 1913 году русские крестьяне имели 140 празднично-воскресных дней, а американские фермеры — 68. В результате, по моим оценкам, общие трудопотери российского крестьянства в начале двадцатого века составляли 4,1 миллиарда человеко-дней в год. Не условия производства были плохие, а работали мало. Но не потому, что ленивые были, а не нужно было. Такая была трудовая этика: работать до удовлетворения основных биологических потребностей, и шабаш. А остальное от лукавого — алчность, стремление к богатству. Душу не спасти боялись. Другая система ценностей. Время не деньги, время — праздник и молитва, думали они.

Если были сложности — неурожаи и тому подобное, то крестьяне усиливали трудовую нагрузку. Если урожай был хороший, дохода больше, ее снижали. Но никогда максимальной нагрузки всей семьи не было, никогда. Изображать русских крестьян, что они круглый год до кровавого пота работали на себя, на государство, на помещиков и не было у них ни праздника, ни радости, ни веселья, — это совершенно не соответствует действительности.

Мне очень нравится картина художника Суходольского «Полдень в деревне», которая была написана в 1864 году, через три года после освобождения. Лето, разгар рабочего дня, который летом год кормит, а в деревне ощущение всеобщей расслабленности и покоя. При том что крыша худая, дом требует починки, борона не убрана в сарай. Лежит мужик на сырой земле и сладко спит, а рядом спит поросенок. Он — такая часть природы, как лес, пруд, птицы. Крестьянин и жил в соответствии с природным циклом. Он интуитивно соизмерял свои трудовые усилия и естественные потребности. Сегодня он много работает — больше ест, меньше работает — меньше ест, то есть ест в зависимости от того, какую работу делает.

Трудовая мораль, характерная для русского крестьянина, ограничивала не только производительность труда, но и инновационную активность русского человека. Главным среди условий инновационной деятельности является наличие у значительного числа людей больших потребностей и притязаний. Традиционный русский человек в восемнадцатом — начале двадцатого века мало делал инноваций и не преуспевал экономически главным образом потому, что имел весьма ограниченные потребности, сводившиеся к простой еде, элементарной одежде и скромному жилищу. Стабильность крестьяне ценили больше, чем эффективность, уверенность — больше, чем прогресс, связанный с риском. Даже сейчас потребности большинства наших людей невысоки. Многие стараются не только по одежке протягивать ножки, что, вообще говоря, правильно, но и одежку кроят по лекалам низких потребностей. Если сравнивать среднего русского человека и среднего американца, то потребности и амбиции последнего несравненно выше. Не случайно он даже расходует больше, чем зарабатывает: средний житель США на каждый заработанный доллар тратит один доллар и двадцать центов, точнее, тратил до финансового кризиса.

— Но может быть, России, как многие считают, нужна мобилизационная экономика, чтобы заставить русского человека больше работать? Разве, например, сталинская мобилизация через дикое насилие не достигла этого?

— Тоже преувеличение. Американка Шейла Фицпатрик написала книгу «Сталинские крестьяне», с которой я во многом согласен. Она приводит интересные данные, взятые из нашей прессы, что крестьяне не просто приспособились к колхозу, но стали его использовать в своих интересах. У нас есть совершенно идиотическое представление, что вообще все русские, а особенно крестьяне, как будто сделаны из теста, из них можно лепить все, что хочешь: вылепил любую фигуру — в печку, и готово. Это не так. Другое дело, что русские предпочитают специфические формы сопротивления. Ведь можно сопротивляться по-разному — баррикады строить, стачки или революции устраивать, создавать добровольные организации, а можно бастовать по-итальянски. Наши крестьяне, как всегда, нашли возможность отстоять свои интересы, придумав тысячи уловок, чтобы обмануть власти, и так приспособилось к колхозу, что даже после советской власти не хотели из него уходить. Крестьянина и вообще русского человека невозможно скрутить и заставить делать все, что хочешь. Этого не было ни в досоветское, ни в советское время. Все советские планы подъема сельского хозяйства провалились именно потому, что в них не были заинтересованы крестьяне. И американка сумела это лучше понять, чем многие наши российские историки. Часто коллективизацию и жизнь в колхозе представляют как абсолютное насилие. Слов нет, много было насилия. Но при всем старании даже советская власть, порой более жесткая, чем помещичья, не смогла заставить крестьянина работать больше, чем он хотел. В тюрьму могли посадить, а заставить работать по максимуму и за здорово живешь, не могли. Крестьянство сопротивлялось. Поэтому в конце концов сошлись на компромиссе: крестьянство свой минимум получало, а государство — свой.

Капитализм перевоспитывает
— Тип крестьянского поведения, который вы описываете, можно назвать небуржуазным или даже антибуржуазным, но при этом мы все наслышаны об успехах российского капитализма в начале двадцатого века.

— Капитализм как раз и перевоспитывал, хотя экономику России начала прошлого века правильнее считать рыночной экономикой предкапиталистического, или переходного, типа: экономические решения принимались индивидуально (самими предпринимателями), цены устанавливались в результате стандартных рыночных механизмов. Под давлением рыночных отношений происходило интенсивное разложение традиционных институтов, и хотя большая часть крестьянства все еще жила общинной жизнью, значительное число крестьян и особенно городских жителей втягивалось в товарно-денежные и гражданско-правовые отношения. Во многом благодаря этому в пореформенное время Россия испытывала интенсивный экономический рост. Темпы развития в 1861–1913 годах были сопоставимы с европейскими, хотя отставали от американских. Национальный доход за 52 года от 1861−го до 1913−го увеличился почти в четыре раза, а на душу населения — в 1,63 раза. Душевой прирост объема производства составлял 85 процентов от среднеевропейского. С 1880−х валовой национальный продукт увеличивался на 3,3 процента ежегодно. Из великих держав только в США рост ВВП был выше — 3,5 процента. При этом индустриализация сопровождалась развитием сельского хозяйства и повышением уровня жизни крестьянства, значит, происходила не за его счет, как полагают многие исследователи. Это хорошо видно на данных антропометрических исследований. Известно, что уровень удовлетворения базисных потребностей людей оценивает средний финальный рост людей, то есть при достижении полной физической зрелости. Средний рост российских мужчин, родившихся на рубеже семнадцатого-восемнадцатого веков, составлял 165 сантиметров. Восемнадцатый век оказался для уровня жизни широких слоев населения чрезвычайно неблагоприятным, вследствие чего к концу века рост понизился до 160 сантиметров. Но в девятнадцатом — начале двадцатого века рост жителей систематически увеличивался. И к 1911–1914 годам достиг 169 сантиметров. Одновременно на семь килограммов увеличился вес. Это говорит о том, что благосостояние населения, 85 процентов которого составляли крестьяне, в последнее 125 лет существования Российской империи существенно повысилось.

Закон и обычай
— Капитализм основан на гражданско-правовых отношениях. А мы все наслышаны о правовом нигилизме русского крестьянина.

— Часто преувеличивают правовой нигилизм, будто бы свойственный русскому крестьянину. Проблема в том, что город и деревня, образованные люди и крестьяне жили до существенной степени в разных правовых пространствах. Первые руководствовались законом, вторые — обычаем. Во многом закон с обычаем совпадал, но в то же время между ними существовали серьезные противоречия, которые нарастали начиная с восемнадцатого века, когда город превратился в зону действия закона, а деревня — в зону действия обычая. Например, гражданское, обычное право поддерживало принцип трудового права, согласно которому человек может владеть только тем, во что он или его предки вложили труд, смешивало понятия собственности, владения и пользования. Вследствие этого крестьянин фактически не признавал частную собственность на воду, лес, продукты земли. Власть вынуждена была с этим мириться и не считать порубки и сбор лесных ягод для личных нужд преступлением. В обычном уголовном праве такие деяния, как мелкие кражи, оскорбления, побои и прочее, не считались преступлениями. Еще в начале двадцатого века крестьяне относились к воровству некрестьянской собственности как к доблести, а крестьянской, если оно не касалось жизненно важных для крестьянина вещей — лошади, орудий труда, — снисходительно, уличенный вор в худшем случае отделывался легким штрафом. Причем власть вынуждена была даже в писаном законе ссылаться на обычное право. Так «Временными правилами о волостном суде» от 1889 года предусматривалось, что этот суд должен «судить по совести», как требовало обычное право.

Внутридеревенские отношения регулировались почти исключительно обычным правом, и только отношения крестьян с другими сословиями — писаным законом. Получалось, что народная юстиция, существенно расходившаяся с законом, решала 80 процентов всех дел у 80 процентов населения империи. Отрицательное отношение крестьян к закону, которое находит свое отражение во многих пословицах и поговорках, отражало, во-первых, отрицательное отношение именно к официальному закону, а не к праву вообще; во-вторых, оно отражало народное правосознание, согласно которому правда, отраженная в обычае, справедливее закона.

Тем не менее в России к середине девятнадцатого века сложилась первая стадия правового государства, так называемое правомерное государство, когда управление совершалось на основе законов, утверждаемых исключительно самодержавной властью. В ходе великих реформ и после 1905 года сложилась вторая стадия правового государства — дуалистическое правовое государство де-юре, когда управление осуществлялось на основе законов, утверждаемых народным представительством и императором, при некотором контроле со стороны общества. К сожалению, третья стадия правового государства — правовое государство де-факто, когда управление происходит на основе законов, утверждаемых исключительно народным представительством при доминирующем контроле за бюрократическим управлением со стороны общества, в России к 1917 году сложиться не успела, хотя страна в этом направлении далеко продвинулась.

— Но как могли развиваться товарно-денежные и гражданско-правовые отношения, если большинство крестьян были неграмотными?

— Это действительно была проблем, тормозившая формирование современного общества в России. Грамотность крестьянства к 1861 году составляла не более 10 процентов. А на севере, в Архангельской и в Вологодской губерниях, в середине шестидесятых годов девятнадцатого века грамотных среди крестьян было лишь один-два процента.

Одна из причин неграмотности российского крестьянина в том, что для православного человека, чтобы он душевно мог спастись, не требовалась грамота. А, скажем, для протестанта требовалась. Потому что ребенок протестантского вероисповедования, чтобы пройти конфирмацию в четырнадцать-пятнадцать лет, должен был не только уметь читать Библию, но дать толкование прочитанному, объяснить символ веры. Без этого он не мог стать правоспособным и уважаемым в общине человеком. Так было с середины семнадцатого века. Поэтому в Германии уже во второй половине семнадцатого века две трети населения было грамотным. А у нас грамотность очень долго не представляла в глазах народа ценности. Более того, наоборот, считалось, что от ума можно и в грех, в соблазн впасть. В народе ценился не книжный ум, а простота и совесть.

Долгое время считали, да и сейчас многие полагают, что царизм был кровно заинтересован в том, чтобы крестьяне были неграмотными. Крестьянин, мол, к солнцу и свету стремился, а чиновники мешали, потому что неграмотными управлять легче. А на самом деле все наоборот. Уже со второй половины девятнадцатого века кто хотел, имел все возможности учиться. А в 1908 году Государственная дума приняла закон о всеобщем обязательном бесплатном образовании. Государство и земство не просто поощряли, но и соблазняли крестьян разными бонусами к учебе, а они нередко сопротивлялись, полагая, что она им не нужна. И до некоторой степени были правы. Немало людей, научившихся грамоте в школьные годы, становясь взрослыми, ее забывали за ненадобностью. Я сравнил данные переписи 1897−го, 1920−го и 1926 годов. Оказалось, что в 1897 году грамотность у тех, кому тогда было пятнадцать лет, была существенно выше, чем у них же через двадцать три года в 1920−м, когда им стало тридцать восемь лет, и через двадцать девять лет, в 1926 году. Доля грамотных мужчин уменьшилась на 15 процентов к 1920 году и на 29 процентов к 1926 году, несмотря на тотальную войну с безграмотностью в 1920−е годы. Грамотность утрачивалась во всех возрастах, хотя и с разной скоростью. Чтобы грамотность закрепилась, нужно постоянно читать. Многие люди не читали и потому утрачивали грамотность. Это говорит о том, что школа удовлетворяла существовавшие тогда потребности в грамотности в полной мере. Для того чтобы грамотность была востребована всеми, должен был поменяться весь строй русской жизни. Это, между прочим, и случилось в советское время.

Раскол и революция
— Получается, что таким событием, которое поменяло весь строй русской жизни, стала революция. Но насколько все-таки она была неизбежна?

— Надо разделять объективные и субъективные причины революции. К объективным я отношу культурный раскол русского общества. Раскол в смысле системы ценностей, мировоззрения и правил поведения. Социальное расслоение между людьми существует всюду, но важно подчеркнуть характерный именно для России культурный раскол, который в большинстве европейских стран если и существовал, то к началу двадцатого века был в значительной мере изжит. Я уже отмечал особый характер трудовой этики русского крестьянина, общинный характер его мировоззрения и особенности правовых представлений, которые существенно отличали его от просвещенных слоев, от потомственных горожан вообще.

Четыре фактора поддерживали существование этого раскола. Замедленность урбанизации: городское население за 1861–1914 годы увеличилось лишь на 6 процентов — с 9,4 до 15,3. Рассеянность индустриализации: в городе в 1860–1914 годах было сосредоточено около 40 процентов всех рабочих, в деревне — остальные 60. Слабая социальная мобильность, сдерживаемая сословными предрассудками в социальных отношениях и в общественном сознании. Медленная урбанизация приводила к тому, что город переваривал на новый модернистский лад лишь незначительную часть крестьянства. Рассеянная индустриализация позволяла крестьянам сочетать сельскохозяйственные занятия с промышленными, не меняя традиционных моделей поведения. Низкая межсословная и географическая мобильность задерживала проникновение новых идей, социальных и культурных ориентаций в деревню. Положение усугублялось малограмотностью.

С другой стороны, темпы модернизации в России, в первую очередь вовлечение населения в товарно-денежные и гражданско-правовые отношения, опережали возможности и готовность широких народных масс к переменам, болезненность перехода увеличивалась. Форсирование социальных изменений привело в конечном счете к социальной напряженности такой степени, что общественный порядок, не выдержав напряжения войны и революционной пропаганды, рухнул, и под его руинами были погребены на известный срок многие достижения модернизации. Не случайно большинство народа участвовало в революции во имя восстановления попранных ускоренной модернизацией традиционных устоев народной жизни. Главным социальным лозунгом Октябрьской революции стал призыв к «черному переделу», который объективно требовал возвращения к общинному способу организации крестьянс ...

 Отправлено: 04.11.08 00:33. Заголовок: Триста лет — полет н..

... тва. В этом нашел свое выражение традиционный крестьянский принцип: «земля принадлежит тем, кто ее обрабатывает».

Антимодернистский характер Октябрьской революции ярко проявился в том, как в 1917–1918 годах народ намеренно сжигал сотни музеев и тысячи помещичьих усадеб, уничтожал все, что символизировало европейскую культуру и напоминало о дворянстве. И в селах, и в городах подобные действия носили символический характер: уничтожение остатков «проклятого прошлого», освобождение пространства от «чуждых элементов». Разрушение культурных ценностей во время нашей революции напоминает разрушение машин луддитами в Англии. Луддиты, так же как наши крестьяне, таким образом хотели вернуться в золотое прошлое.

Незавершенность модернизации — одна из важных причин революции 1917 года, но далеко не единственная. Важную роль играли субъективные факторы: утопизм и нетерпеливость русской интеллектуальной элиты — интеллигенции и даже части предпринимателей, их желание вырвать власть у монархии. Они призывали народ к тому, на что он не был еще способен, наивно полагая, что массовое сознание можно легко и быстро изменить. В то время как элита должна терпеливо и долго воспитывать общество. Это трудная и неблагодарная задача, потому что плоды достанутся другому поколению, а результаты своей деятельности хочется видеть сразу или через короткое время.

— Но разве Февральская революция началась не как стихийное выступление, как ответ на тяготы войны?

— Во-первых, Февральской революции предшествовали десятилетия революционной пропаганды, во-вторых, стихийный характер Февральской революции обоснованно подвергается сомнению. Недавно мой молодой коллега, историк Куликов, убедительно показал, что в ходе февральских событий был реализован план, разработанный руководителями Центрального военно-промышленного комитета во главе с Гучковым и его соратниками. Выступления рабочих и солдат, которые обеспечили победу революции и которые долгое время считались стихийными, на самом деле долго и тщательно готовились: от замысла, созревшего осенью 1915−го, до его реализации прошло полтора года. Рабочие провоцировались на забастовки намеренным закрытием предприятий; со стороны заводской администрации бастующих ждало сочувствие и вознаграждение. Каждому солдату, вовлеченному в военную организацию, ежедневно отпускалась из «революционного фонда» значительная сумма денег. Известные демонстрации работниц по случаю Восьмого марта на самом деле начали тоже не работницы, а дамы из общества.

Но после захвата власти победители оказались несостоятельными, в значительной степени потому, что они стали заложниками своего либерализма и демократизма. В условиях войны ставка на демократию как на главное средство решения накопившихся проблем была крупным просчетом. Правительства всех воюющих стран, включая Великобританию и Францию, отвечая на вызовы войны, усиливали государственное вмешательство во все сферы жизни, ограничивали демократические свободы, несмотря на сильное общественное недовольство и протесты. Напротив, Временное правительство вопреки здравому смыслу провело фатальную децентрализацию и демократизацию местного управления, что привело к почти полной потере центром способности управлять провинцией. Во всех вопросах, включая продовольствие, земельные отношения, общее и местное управление, воинскую дисциплину, снабжение армии, Временное правительство не смогло навязать населению свою волю, в одних случаях не пожелав, в других не сумев использовать силу.

А что касается собственно тягот войны, то достаточно сравнить нормы потребления хлеба и масла в России и в Германии, чтобы понять, что в Германии положение было существенно хуже. При этом, несмотря на тяжелейшие условия жизни, число стачечников на 1000 человек населения в Германии было в 37 раз меньше, чем в России.

— Но если Октябрьская революция носила, по вашему мнению, антимодернистский характер, то как это вяжется с тем, что во время советской власти были достигнуты бесспорные успехи по пути модернизации?

— Хотя революция носила антимодернистский характер, новые лидеры, чтобы закрепиться у власти, ответить на внешние вызовы и военные угрозы, вынуждены были решать задачи модернизации страны, выработав собственную формулу модернизации, которая сводилась к технологическому и материальному прогрессу на основе традиционных социальных институтов. Не забывая, что всякое обобщение огрубляет действительность, можно сказать, что на какое-то время вся страна превратилась в большую общину и действовала на ее принципах.

Но, как это всегда бывает, когда какой-нибудь процесс строится на противоречивых основаниях, результаты советской модернизации оказались неоднозначными, однако бесспорно, что за время советской власти произошла индустриализация и урбанизация. Сформировалась демократическая семья, произошла эмансипация женщин и детей. Произошло формирование рациональной, образованной, светски ориентированной личности, произошли важные изменения в трудовой морали. Наконец, только в советское время в основных чертах сформировалось и так называемое дисциплинированное, по выражению Мишеля Фуко, общество, что помогло обойтись без революции при переходе от советского строя к открытому обществу.

В то же время реализация советской модели модернизации создала новую асимметрию между личностью, семьей, обществом и государством. В конце концов сформировавшаяся в малой демократической семье и в светских российских школе и вузе рациональная, образованная, требовательная, светски ориентированная личность плохо совмещалась с коллективной собственностью, тотальным регулированием, подавлением инициативы, недостатком гражданских и политических свобод, с общинностью социальных институтов и патерналистским государством. Назрел социальный, экономический и политический кризис, который разрешился не революцией и гражданской войной, а болезненной перестройкой, растянувшейся на годы. Как показывает российский опыт восемнадцатого-двадцатого веков, на подобную трансформацию требуется не менее двадцати пяти лет. С исторической точки зрения это небольшой срок, но с точки зрения людей, попавших под колесо перестройки, это очень долго.`

http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/43/polet_normalnuy/

 Отправлено: 10.11.08 00:52. Заголовок: Александр Каменский ..

цитата:

Александр Каменский доктор исторических наук, профессор РГГУ Закончилось онлайн-интервью с доктором исторических наук, профессором РГГУ Александром Каменским вопросы к интервью 1 Как относиться к пропаганде «новой державности»? Что вы как историк думаете о моде на эксплуатацию российской истории в современной государственной пропаганде? — Я думаю что история, исторические знания и знания о прошлом во все времена, и в наше в том числе, использовались и будут использоваться в политических целях. Это, в общем, нормальное и вполне естественное явление, потому что знания о прошлом являются важной составляющей сознания, менталитета общества и отдельного человека, и совершенно естественно, что различные политические силы в любой стране всегда заинтересованы в том, чтобы в этом сознании существовали определенные выгодные данной политической силе представления. Поэтому в этом смысле эксплуатация идеи державности, наверное, вполне естественна, если иметь в виду, что мы живем в молодом государстве, которое нуждается в определенном обосновании своего существования, в том числе средствами истории, легитимации своего прошлого. Другой вопрос, какую идеологию и какие ценности подчас несет вот эта идея державности. Но это уже отдельный вопрос, и в каждом конкретном случае надо с этим разбираться. В принципе идея русской державности уходит своими корнями в далекое прошлое, но переломным моментом в ее истории, как и вообще в истории страны, была, конечно же, петровская эпоха, когда эта идея, вообще идея российского государства и российской власти переосмысливается и получает новое содержание. Затем на протяжении восемнадцатого-девятнадцатого веков эта идея развивается, видоизменяется параллельно с развитием самого государства, российской государственности и в связи с теми историческими событиями, которые происходят в это время. Основные компоненты идеи были заложены в петровское время и в значительной степени во второй половине девятнадцатого века, когда они начинают приобретать более выраженный национальный характер. 2 Как вы считаете, можно ли утверждать, что попытка на пустом месте (никакой реальной исторической памяти о событиях Смуты у ныне живущих граждан, не интересующихся специально историей, ведь нет) создать новый государственный праздник провалилась? Если да, то почему? Если нет, то тоже — почему? — Я думаю, что о том, провалилась эта попытка или нет, судить рано. В этом году мы праздновали этот день лишь в четвертый раз, но вместе с тем я думаю, что вообще праздники должны появляться естественным путем и создание искусственных праздников дело не слишком продуктивное. В вопросе в принципе верно отмечено: события 1612 года не зафиксированы в исторической памяти, во всяком случае, они находятся далеко в этой памяти, поэтому, вероятно, это было не самым удачным выбором. Кроме того, говоря о празднике, который мы отмечаем 4 ноября, я замечу что в отличие от многих моих коллег я считаю: то обстоятельство, что на самом деле 4 ноября 1612 года никаких важных событий не произошло, принципиального значения не имеет. На самом деле то событие, которое мы вроде отмечаем в этот день, произошло двумя днями раньше, 2 ноября, и, на мой взгляд, совершенно непонятно, почему эту дату связывают с какой-то победой над поляками. Во-первых, никакой победы не было, на самом деле ополчение Минина и Пожарского подошло к Кремлю и его осадило и 2 ноября из Кремля вышли те, кто там находился, в том числе поляки, но много и русских людей, среди которых был и будущий царь Михаил Федорович Романов. Это были те русские люди, которые принесли присягу польскому королевичу Владиславу. Мне кажется, важнее то, что в эти дни конца октября — начала ноября 1612 года в России закончилась гражданская война. И вот эта идея, идея, связанная с окончанием гражданской войны, как мне кажется, могла бы быть гораздо более плодотворной с точки зрения национального единства. С точки зрения историографии восприятие событий начала семнадцатого века в России как гражданской войны стало вполне признанным в исторической науке — и российской, и зарубежной. Другое дело, что для их описания используется и та терминология, которая использовалась в старой, дореволюционной русской историографии: Смутное время, Смута. По крайней мере, насколько я знаю, не появляются в последнее время работы, которые доказывали бы, что это была крестьянская война, как считала советская историография. Но в действительности и в советской историографии эта точка зрения утвердилась достаточно поздно. Поначалу крестьянской войной считали лишь часть событий Смуты, связанные с восстанием Болотникова, и уже к концу 60−х — началу 70−х годов утвердилась точка зрения в целом на события Смуты как на крестьянскую войну. 3 Почему наше государство, вернее, приходящие к власти новые политики вычеркивают из истории страны события, перевернувшие весь мир? Я имею в виду революцию 1917 года, какая бы она не была, но она была, и именно те, кто пытается выбросить ее из памяти народа, и были воспитаны этой эпохой, а этот праздник 4 ноября может быть и был, но те, которые в 1917−м пришли, так же вычеркнули его из памяти. Какой следующий праздник уберем — 9 мая? А может, убрать и Новый год заодно? — Я хотел бы напомнить что в действительности день 7 ноября как красный день календаря из календаря не вычеркнут и официально он называется День примирения и согласия. Это не отменено. Я думаю, что в этом есть логика. Что изменилось? Изменилось то, что 7 ноября перестало быть выходным, который переехал на 4−е. Те, кто хочет отмечать 7 ноября либо как праздник, либо как день печальный, вольны это делать, этого никто не запрещает. Вопрос в том, что 7 ноября для СССР был именно праздник, что-то радостное. Но в календаре могут быть и другие даты. 22 июня — это День памяти, печальная дата. Для многих 7 ноября - такой же день. 4 Доводилось ли вам видеть российские «блокбастеры» последних лет на историческую тематику — «1612», «Адмирал»? Что вы думаете о такого рода кинопродукции? — Ни то ни другое я не видел. Суть проблемы заключается в том, что существуют различные формы знаний о прошлом. И массовое сознание, массовые представления о прошлом формируются под вилянием разнообразных источников, среди которых научное, экспертное знание о прошлом является лишь одним из многих. Есть также школа, церковь, есть литература, кино, интернет, есть, наконец, семья, семейные рассказы и так далее. В силу этого всегда, в любом обществе и в любой стране есть большой разрыв между научным знанием и массовыми представлениями. Массовые представления по сути своей, по своему характеру мифологичны. Они строятся не на знании, а скорее на образах прошлого. В этом смысле я лично как историк не большой любитель смотреть исторические фильмы, в особенности по той тематике, которой я непосредственно занимаюсь. Вопрос вот в чем. Ни у кого не вызвает сомнения, что фильм Эйзенштейна «Иван Грозный» — высокохудожественное прозведение, и это есть основной критерий. Режиссер, создатель исторического фильма, писатель, автор исторического романа, несомненно, имеют право на художественный вымысел. Более того, зачастую художник обладает интуицией, можно сказать, чутьем, которое позволяет ему увидеть, почувствовать и понять в истории то, что недоступно профессиональному историку. Потому что историк ограничен историческим источником и не вправе говорить и писать что-либо, чего в историческом источнике нет вообще. Но автор имеет право на художественный вымысел в рамках того, что могло бы быть. Он вправе выдумывать то, чего с точки зрения научного знания быть не могло. В этом случае происходит очень опасное искажение исторических представлений в массовом сознании. 5 Добрый день! Популярность Фоменко, антинаучных лживых художественных произведений на исторические темы говорит о том, что интерес к прошлому у наших людей есть. Но не каждый будет читать все тома Ключевского. Есть ли что-то такое же увлекательное и достоверное про российскую историю, как «Занимательная Греция» Гаспарова? — За последние годы было написано и издано множество замечательных книг по русской истории, которые можно читать с увлечением. Если говорить о той проблематике, которая мне ближе всего (русская история восемнадцатого столетия), то это книги Евгения Анисимова, петербургского историка, книги профессиональные и одновременно легко читающиеся. Неплохие книги издаются «Молодой гвардией» в серии «Повседневная жизнь». Недавно вышла книга Ольги Елисеевой, посвященная повседневной жизни русского дворянства восемнадцатого века. Несомненно, такие же книги есть и по другим периодам русской истории. Но в связи с этим есть, конечно, две проблемы. Первая заключается в том, что когда мы сегодня заходим в книжный магазин, то на полке, которая обозначена словом «История», мы видим массу, подавляющую все остальное, массу книг, к собственно истории не имеющих никакого отношения. И я прекрасно понимаю, что неискушенному читателю очень трудно отделить книги, которые в действительности, как в том числе книги упомянутого Фоменко, написаны скорее в жанре фэнтези, от того, что имеет отношение к науке и истории. Ничего подобного вы никогда не увидите в книжном магазине в какой-то другой стране. Второй момент, иного рода, связан с характерным для нас в России отношением к истории. Мы можем вспомнить поток публикаций на исторические темы, который обрушился на головы читателей на рубеже 80−90−х годов. Тогда казалось, что для того, чтобы двигаться вперед, необходимо сказать правду о прошлом. И правды было сказано очень много, но движению вперед это не очень помогло. Для нас в принципе характерно очень болезненное и острое восприятие прошлого, ощущение зависимости нас сегодняшних от прошлого. Эта зависимость, несомненно, существует, мы сегодняшние такие именно в силу того, каким было наше прошлое. Но в отличие от западного общества наше общество в меньшей степени обращено в будущее. То есть мы ощущаем в значительно большей степени детерминированность не только настоящего, но и будущего, прошлым, в какой-то мере это рудимент традиционого сознания. И вот здесь парадоксальным образом оказывается, что увлечение значительного числа наших соотечественников сочинениями Фоменко означает, что у этих людей фактически формируется иное отношение к прошлому. Фоменко говорит, что не было тысячелетней истории России, что на самом деле она очень короткая, и с этой точки зрения, при всей антинаучности его утверждений, они как-то освобождают человека от груза прошлого. 6 Создается впечатление, что большинству жителей страны глубоко плевать на то, что со страной происходит. Со времен 1993 года народные массы стихийно выходили на улицы разве что по случаю футбольных побед или поражений. Как вы думаете, можно ли считать такую пассивность в первую очередь проявлением каких-то национальных черт или это результат информационной политики государства? — Если вы обратите внимание, отвечая на все предыдущие вопросы, я все время говорил: «я считаю», «мне кажется», «я думаю» и так далее. В данном случае я абсолютно уверен, что ни с какими национальными чертами это не связано. Более того, как историк, профессионально занимающийся историей на протяжении всей своей жизни, я абсолютно убежден, что все то, что нам очень часто преподносят как какие-то национальные черты русского народа: то рабскую психологию, то соборность, то еще что-то, - все это мифы. Что касается существа вопроса, то я думаю, что играют роль многие факторы, в том числе информационная политика и то, что люди пережили очень тяжелые девяностые годы, которые требовали очень большого напряжения и моральных, и физических, и иных сил, и люди просто не могут постоянно жить в состоянии такого напряжения. Самое главное, конечно, заключается в том — дальше не могу не сказать банальность, — что у нас не созданы и не сформированы институты гражданского общества. Но эти институты не возникают сами по себе и не растут как грибы после дождя. Это длительный процесс, поэтому в этом смысле, думаю, особых оснований для пессимизма все-таки у нас нет. 7 Почему Руси (России) не везет с правителями? Раз за тысячелетия не смогли «наруководить» так, чтобы народу жилось хорошо? И почему при этом правители всегда популярны? На днях был опубликован опрос ВЦИОМ, согласно которому лучшим правителем за последние сто лет назван Владимир Путин, на втором месте — Брежнев, на третьем — Ленин. Или народ у нас такой бестолковый? Все не тем поклоняются? — Что касается социологических опросов, то ничего удивительно в этих результатах я не вижу. Если вы посмотрите на соцопросы в США, которые можно найти в интернете, то, как правило, самым популярным является действующий президент. Это первое. Второе: конечно, имеет значение то, о чем мы уже говорили, информационная политика, которая ведется, а что касается выдающихся деятелей в истории России, то их было немало. Но мы должны понимать: о каком бы из них мы ни говорили, мы говорим о некогда живом человеке, с достоинствами, недостатками, ошибками, победами, просчетами. Если говорить о русской дореволюционной истории, по крайней мере о последних нескольких веках, то мы, конечно, не обойдем фигуру Петра Великого во всей ее противоречивости, выдающимся государственном деятелем была Екатерина Великая, колоссальна роль в русской истории Александра Второго. Если же говорить о нашей новейшей истории, то вопреки массовым представлениям я как историк убежден в том, что выдающимся государственными деятелем был Борис Николаевич Ельцин. Да, история воздает и разбирается, в случае с Ельциным это тоже произойдет. То, каким было отношение к Борису Николаевичу при его жизни, в значительной мере сохраняется до сих пор. В этом нет ничего удивительного. Петра Великого, уверяю вас, ненавидели ничуть не меньше. Но мы никуда не уйдем от той роли, которую он сыграл в русской истории, и того колоссального объема реформ, которые он совершил. Это в полной мере относится и к Ельцину. 8 Александр Борисович, за последние пару лет было издано множество «стратегических» документов — концепции-2020, 2025, 2030. И в послании Федеральному собранию президент говорил именно о долгосрочной перспективе. Как вы считаете, есть ли предпосылки к тому, что у нынешней власти появляется историческое мышление? Или все реформы имеют целью решение сиюминутных задач — причем часто даже не государственных, а личных? — В принципе создание стратегических документов — это обычная практика, мы с вами прекрасно знаем, что она существовала и в советское время. Свидетельствует ли это об историческом мышлении? Я бы не стал это связывать вообще, потому что история занимается прошлым, а не будущим. Есть важный момент. От истории часто ожидают, что она расскажет, покажет какие-то закономерности исторического развития, на основании которых можно предвидеть будущее. Но мы знаем, что ничего подобого не происходит. Во-первых, история заставляет усомниться в том, что какие-то закономерности вообще существуют, а во-вторых, любые долгосрочные программы и прогнозы очень и очень приблизительны. Три месяца назад мы не могли предвидеть экономический кризис который переживаем сейчас. Более того, в начале 1991 года мало кто предсказывал распад Советского Союза. И такого рода примеров можно привести много. Так что эти вещи мне кажутся не связанными между собой. Что касается реформ, то это отдельный сюжет, сюжет очень непростой. Дело в том, что в действительности реформы — это обычная политическая практика. Мы с вами наблюдали три дня назад, как Америка избрала себе нового президента, который выступал под лозунгом реформ. Почему его соперник проиграл? Наверное, потому, что он предлагал менее заманчивые перемены и реформы. Управление страной, любой, — это в принципе процесс реагирования власти на те процессы и изменения, которые идут в стране и вокруг нее. Эта реакция власти и есть реформы. Другое дело, что они могут быть масштабными и радикальными, как реформы того же Петра или реформы девяностых годов, и они могут быть более мелкими и менее заметными, менее потрясающими какие-то основы жизни. К сожалению, у нас в стране и в нашей истории реформы по большей части являлись чем-то чрезвычайным, экстраординарным, потому они и воспринимаются вот так. Опять же характерной особенностью того общества, которое еще в начале двадцатого века Макс Вебер определил как общество современное, является готовность к переменам и постоянным изменениям. И не только готовность, но и потребность в переменах. В этом смысле опасения перемен, страх перед ними — это признак традиционного мышления, хотя, конечно же, в любом обществе люди всегда по большей части консервативны, в том смысле, что они опасаются радикальных перемен, которые меняют их образ жизни. 9 Как вы можете прокомментировать следующее высказывание одного из современных общественных деятелей, касающееся системы государственного управления: «Современная Россия есть не что иное, как усовершенствованный Советский Союз, в котором нет специализированных органов цензуры, но есть цензура, в котором провозглашены права человека, но нет прав, в котором есть представительный орган власти, но нет права выбора…» — Как во всяком публицистическом высказывании, и в этом, я думаю, есть и доля истины, и несомненное искажение. Во-первых, потому, что повторения быть не может, мы не можем вернуться в Советский Союз, даже если все 140 миллионов этого страстно захотят. Вернуться назад невозможно, потому что мы живем в другое время, в другом мире и мы сами другие. Да, мы знаем о том, что существует цензура на ТВ. Но говорить, что в принципе в стране существует цензура и все цензурируется, наверное, было бы неправильно. То, что я говорю, наверное, будет без цензуры, как я надеюсь. Это касается и прав человека, и представительных органов. У нас есть такие органы, нам могут не нравиться те люди, которые в них заседают, но ведь мы их выбираем, а не кто-то другой. В данном случае я понимаю, что, когда я это говорю, мне могут сказать: вы же знаете, как проводятся выборы, как фальсифицируются результаты. Но насколько я знаю, сфальсифицировать результаты можно на несколько процентов, на 50 процентов это невозможно сделать. Если бы 90 процентов населения голосовало бы за «Яблоко» и СПС, то Госдума состояла бы из их депутатов. 10 Скажите, пожалуйста, вокруг каких исторических дат могла бы сплотиться нация? Воспоминания о каких исторических событиях могли бы стать почвой для возникновения настоящих праздников? — Я считаю, что один праздник, который можно с полным основанием назвать общенациональным (я имею в виду праздники, связанные с историческими датами), у нас есть — это 9 мая, День Победы. Потому что при всех тех спорах которые ведутся относительно трактовки различных аспектов Великой Отечественной войны, одно, как мне кажется, никаких споров не вызвывает — то, что война была и величайшей трагедией, и одновременно событием, связанным с беспримерным мужеством, героизмом, самоотверженностью, и это та основа, на которой может формироваться национальное единство. Нет сомнения, что в русской истории есть и другие даты, которые заслуживают того, чтобы о них вспоминать. Вспоминать по-разному, совершенно не обязательно в этот день устраивать парады, чтобы это был выходной, но почему мы не отмечаем годовщину Бородинского сражения? Если ее отмечать, то тоже не как победу над французами, тут сразу же возникнет вопрос, а была ли вообще эта победа: у гробницы Наполеона в Париже по диаметру вокруг написаны названия крупнейших сражений, в которых он одержал победу, и среди них есть слово «Москва». Но опять же вряд ли кто-то станет спорить с тем, что на Бородинском поле была одержана моральная победа, и это заслуживает того, чтобы быть в памяти. Важнейшей датой нашей истории является и отмена крепостного права. Важно сказать, что эти праздники, которые в науке принято называть комеморативными, то есть связанными с памятью о каких-то датах и событиях, всегда и везде несут с собой определенную идеологию. Вопрос в том, какие ценности они утверждают в обществе. Самым популярным президентом США по всем опросам является Линкольн, потому что с ним связана отмена рабства. И эта та ценность которая свойственна и характерна для всего американского народа. Любой американец с минимальным образованием скажет вам, кем был Мартин Лютер Кинг, и знает, в связи с чем Кинг произнес слова «у меня есть мечта». Если б этого не было, если б эта ценность — отмена рабства, образ Кинга - не были глубоко в сознании людей, то Барак Обама не был бы избран президентом США. В этом смысле мне представляется, что утверждение даты, связанной с отменой крепостного права, — та ценность, которую необходимо утверждать в нашем обществе. Думаю, что можно найти другие подобные даты. 11 Как вы думаете, если не централизовать власть в России, а наоборот, разделить ее на самостоятельные полностью губернии, не станет народ, каждый в своем регионе, жить лучше? Все, что имеешь и наработал у себя, — все твое. И нечего будет ждать указаний и нравоучений пустословных от царя, извините, президента РФ, и подачек от своих же денег, переданных Москве? — У нас действительно на протяжении длительного времени считалось, что централизм и самоуправление, автономия — это нечто несовместимое. Но, как мне кажется, за этим стоит достаточно примитивное представление о том, что такое централизм. В этом смысле мне представляется, что реформы, осуществленные в свое время Екатериной Второй, могут быть сегодня для нас довольно интересными. Екатерина была убежденной сторонницей того, что в России возможна и необходима только одна-единственная норма политического правления — самодержавие. Она была также сторонницей того, что сегодня мы бы назвали унитарным государством, и много сделала для унификации управления на всем имперском пространстве. Но смысл осуществленных ею после 1775 года реформ был связан в первую очередь с развитием как раз самоуправления и с передачей на места очень многих полномочий, которые до этого были сосредоточены в центре. Это был ответ Екатерины на пугачевское восстание. который, по ее мнению, должен был создать механизмы, предохраняющие от повторения подобных событий в будущем. С этой точки зрения эта ее реформа оказалась весьма успешной. Как считают современные историки, развитие самоуправления, которое способствовало зарождению элементов гражданского общества, ни в коей мере не нарушило принципов централизма. При том что в нашем случае, я думаю, самостоятельность регионов, скажем, никогда не будет сопоставима с самостоятельностью некоторых штатов в США или отдельных земель в Федеративной Республике Германия. В мире есть разные примеры федеративного устройства, которые не отрицают централизма как основного принципа организации власти. 12 На взгляд со стороны историческая наука сегодня находится в состоянии глубокой «рецессии». Никаких новых школ, никаких новых системных подходов, даже обработка старых, и та (опять же на взгляд со стороны) закончилась. Историческая наука сдает пространство исторического знания всенарастающему околонаучному и просто дилетанскому валу и сама вовлекается в этот круговорот. Так ли это? Что вы вообще думаете о состоянии исторической науки? — Историческая наука, как и гуманитарное знание в целом, не только в нашей стране, но и во всем мире, переживает довольно сложный период. Он связан с реструктуризацией гуманитарного знания, что означает возникновение новых направлений, новых дисциплин и разрушение старой дисциплинарной структуры, восходящей к эпохе Просвещения. Однако это не означает, что не появляются новые школы в рамках исторического знания, что не появляются новые направления. Я полагаю, что этот процесс невозможно остановить, он идет постоянно. Что касается российской исторической науки, то здесь положение усугубляется несколькими факторами, в частности тем, что сегодня в России, по сути дела, нет единого научного сообщества. Существует множество зачастую достаточно мелких групп ученых, каждая из которых убеждена, что именно она занимается настоящей наукой, и в связи с этим зачастую оказываются размытыми критерии оценки научной продукции. Но при этом по целому ряду проблем и сюжетов мы наблюдаем очень высокую степень активности и поток довольно высококачественных трудов, скажем, по близкому мне русскому восемнадцатому веку. за последние пятнадцать лет вышло столько серьезных и качественных монографий, сколько, я думаю, не вышло за все советское время. По каким-то другим периодам это не так заметно, конечно, существует немало нерешенных проблем. Это касается и русской истории девятнадцатого века, и русской истории двадцатого века, в том числе проблем методологического характера, но подобные проблемы вообще не решаются быстро. Скажем, если говорить о советском периоде, то в конце 80−х — начале 90−х годов и многим российским историкам, и многим их зарубежным коллегам казалось, что вот сейчас откроются архивы, мы наконец получим доступ к документам, которые прежде были для нас закрыты, и вот тогда мы все про советскую историю узнаем. Но это оказалось не так. Действительно стало возможным уточнить какие-то детали, какие-то цифры, но суть событий, происходивших в СССР на протяжении 70 лет, от этого далеко не всегда стала понятнее. Интерпретации некоторых из этих событий, которые были озвучены в 90−е годы, сегодня кажутся иногда слишком примитивными, стало ясно, что требуется гораздо более глубокое осмысление, но на это нужно время. Я думаю, что историческая наука жива и никаких признаков ее умирания нету. Что касается омассовления, то отчасти мы говорили уже об этом, я бы только добавил, что в принципе ничего страшного в этом нету, это естественный процесс. Вопрос лишль в том, какого рода исторические знания попадают в массы.

http://www.expert.ru/interview/2008/11/07/kamenski/

 Отправлено: 14.01.09 23:46. Заголовок: http://community.liv..

http://community.livejournal.com/inosmi_ru/209547.html
комменты улыбнули

 Отправлено: 15.01.09 11:58. Заголовок: Да, особенно улыбнул..

Да, особенно улыбнул мудак, написавший про чувашей.

 Отправлено: 16.01.09 17:20. Заголовок: его моск кто-то зоха..

его моск кто-то зохавал.
а как вам мнение автора поста о мягко говоря невыдающихся качествах русских? неужели это так?

 Отправлено: 16.01.09 18:58. Заголовок: да ерундовая статья...

да ерундовая статья. исключительно плохих народов не бывает! :) а придраться можно ко всему, когда есть желание. у автора явно оно присутствует. так что выход один - не воспринимать серьезно

 Отправлено: 16.01.09 22:08. Заголовок: Сергей Багапш: Не бы..

Сергей Багапш: Не бывает плохих народов - бывают негодяи-политики

 Отправлено: 17.01.09 13:40. Заголовок: Судя по всему у нас ..

Судя по всему у нас так и нет "золотой середины", готовой умом понимать Россию: одни - урапатриоты - с завистью к тому, кто свалили отсюда "в нормальную ситуацию", не способные на такой же шаг, готовы всячески чморить его и ОБЯЗАТЕЛЬНО упомянув, что он "оттуда" теперь рассуждает о бедах россии исключительно за бабки! вторые - стоят в сторонке, совершенно не нервно курят и между затягами соглашаются "молодец, чувак, что свалил. а про русских - ага, ты прав, г...на хватает".....

 Отправлено: 17.01.09 13:56. Заголовок: Красивая пришла Как..

Красивая пришла
Как ни странно тебе покажется есть такая середина, я думаю...причем это Путин и К))))по крайней мере я все больше проникаюсь симпатией к нему и его действиям...)))

 Отправлено: 17.01.09 14:17. Заголовок: Janka шутишь?! а ка..

Janka
шутишь?! а какие конкретно из последних действий этой компании можно отнести к разумной?

 Отправлено: 17.01.09 14:21. Заголовок: Красивая пришла Да ..

Красивая пришла
Да хоть сектор без газа)))))))))))))))))))))))))))))))))

 Отправлено: 17.01.09 14:25. Заголовок: пипец, простите..

пипец, простите

 Отправлено: 17.01.09 14:37. Заголовок: Красивая пришла Так..

Красивая пришла
Такого ответа я и ожидал....

 Отправлено: 17.01.09 14:55. Заголовок: Janka хорошо, что о..

Janka
хорошо, что оправдала твои ожидания )))))))))))))))

 Отправлено: 19.01.09 13:43. Заголовок: Красивая пришла пише..

Красивая пришла пишет:

цитата:

пипец, простите

а почему собственно?
очень решительный и смелый шаг...думаю даж просчитали когда решись на на него к чему может привести))))

 Отправлено: 19.01.09 19:03. Заголовок: Красивая пришла htt..

Красивая пришла
http://www.kommersant.ru/doc-y.aspx?DocsID=1104978
улыбнуло))

 Отправлено: 19.01.09 21:53. Заголовок: Janka пишет: очень ..

Janka пишет:

цитата:

очень решительный и смелый шаг

они также решительно вели себя с ю.осетий и грузией. и не просчитали, а просчитались, как и с газом, думаю я. потеряли более 8 сотен миллиардов, потеряют еще, и, несмотря, на дипломатические улыбки европейцев, еще наедимся мы от них судебных исков...

 Отправлено: 19.01.09 22:12. Заголовок: Красивая пришла пише..

Красивая пришла пишет:

цитата:

еще наедимся мы от них судебных исков

ващет Украина..несмотря на то что пишут в газетах польских,британский и прочих прихлебателей американских..зря чтоли наши кричали о том что подавайте иски...тут уж россия чиста..форс-мажор чистый)))
смотрю новости и думаю что был прав считая тимошенку казачком засланным..вот не зря она мне нравилась)))

 Отправлено: 19.01.09 22:16. Заголовок: Красивая пришла пише..

Красивая пришла пишет:

цитата:

ю.осетий и грузией.

Тут россия тока выиграла..хотя да..проподандисткую войну на Западе можно было вести намного уверенней и жесче..да щас пошли публикации там что Россия то права..что Грузия опозорилась и действительно все что говорилось(ну почти все что говорилось в наших сми правда) но щас уже это пишеться мелким шрифтом и никем не читается...надо было быть напористей...

 Отправлено: 19.01.09 22:31. Заголовок: Janka пишет: вот не..

Janka пишет:

цитата:

вот не зря она мне нравилась

тут соглашусь ))
НО! Только что дяд из Евросоюза по ЭХУ четко сказал, что есть форс-мажорные обстоятельства, а есть моменты по которым россия несет обязательства и ответственность за "недостачу" газа...
Даже если инкриминировать нам будет и нечего, в финансовом плане, в имиджевом, уверена, мы понесли урон куда более необратимый, чем с грузино-осетинским конфликтом. относительно последнего, да, начинают признавать позор Грузии (йошкин кот! а как вы меня грузили, относителдьно продажности даже западных СМИ, которые "вдруг прозрели" и встали на сторону России), но с газом будут говорить и далее что "слишком уж жоско"...

 Отправлено: 19.01.09 22:41. Заголовок: Janka пишет: был пр..

Janka пишет:

цитата:

был прав считая тимошенку казачком засланным

Но, она бы тогда не вела себя так, как во время Оранжевой революции. Думаю, она просто очень хорошо определяет ситуацию и еще лучше умеет под нее подстроиться, - и нашим, и вашим.

 Отправлено: 19.01.09 23:51. Заголовок: Красивая пришла пише..

Красивая пришла пишет:

цитата:

и нашим, и вашим

Ох.. так и проходит на ум..про политическую простите проститутку)))
не зря порно про нее снимали))

 Отправлено: 19.01.09 23:53. Заголовок: Красивая пришла пише..

Красивая пришла пишет:

цитата:

моменты по которым россия несет обязательства и ответственность за "недостачу" газа... Даже если инкриминировать нам будет и нечего, в финансовом плане, в имиджевом, уверена, мы понесли урон куда более необратимый

А вот тут суд все решит...если подадут..а дураков нет ...и потом как тут выразился один деятель шредеризация в Европе приключилась))

 Отправлено: 19.01.09 23:56. Заголовок: А вообще Путин и К х..

А вообще Путин и К хорошо просчитали..еще давно наши дисседенты говорили что не понимает и не может адекватно Европа отчать на выходки тогда еще Советского Союза а щас России аля гопота..тип взять на понт ничего не стоит.. не умеют они так..а нашим то не привыкать..))))плюс России...

 Отправлено: 20.01.09 00:02. Заголовок: Красивая пришла пише..

Красивая пришла пишет:

цитата:

но с газом будут говорить и далее что "слишком уж жоско"...

относительно..пока Европе просто с США ссорится не хочется.. но и газ обратно тоже бы получить..весь вопрос насколько далеко дела зайдут...всетаки экономика первичней несмотря на то что политики европейские выращены США...простые люди всетаки други...вот выйдут как в Греции на беспорядки и плевать будет всем на то что Россиия губит молодую демократию в Украине...мигом хохлам место укажут, уже сейчас слышны нотки раздражения среди предпринимателей европейских... )))

 Отправлено: 20.01.09 11:58. Заголовок: Janka пишет: щас Ро..

Janka пишет:

цитата:

щас России аля гопота

Таки ты считаешь, что это верное решение? А и раньше не понимали, т.к. умом россию не понять.

 Отправлено: 20.01.09 14:06. Заголовок: Красивая пришла пише..

Красивая пришла пишет:

цитата:

А и раньше не понимали, т.к. умом россию не понять.

да ты знаешь мне кажеться что это просто из разряда анекдотов про медведей водку и клюкву в России.. кому надо понимали и понимают..))) убеждался))))свежи еще в памяти беседы с одним канадским политологом что Россией занимается)))

 Отправлено: 20.01.09 17:13. Заголовок: Janka пишет: кому н..

Janka пишет:

цитата:

кому надо понимали

не совсем так, - кто умный тот понимал. насильно туп не будешь

 Отправлено: 20.01.09 20:21. Заголовок: Красивая пришла пише..

Красивая пришла пишет:

цитата:

не совсем так, - кто умный тот понимал. насильно туп не будешь

у меня такое чувство, что тупость "их" тоже из разряда анекдота тока терь Задорнова...тем паче что тупость, а вернее доступ к знаниям ограничивается у "них")))))))))))))

 Отправлено: 20.01.09 23:40. Заголовок: Janka пишет: свежи ..

Janka пишет:

цитата:

свежи еще в памяти беседы с одним канадским политологом что Россией занимается)))

не пол ли это фрайер? и чо говорит?

 Отправлено: 20.01.09 23:48. Заголовок: отношение европейцев..

отношение европейцев к нам, если вообще корректно такое обобщение, настороженно-прагматичное. они прекрасно понимают, зачем мы им, опасаются нашего правового нигилизма и непредсказуемости, и между делом восторгаются творениями нашей творческой элиты.
есть мнение, что наши увлеклись глобальными политическими игрищами. нам нужны "окраины", но иным путем: сделаем свою жизнь лучше, они сами потянутся, ибо суждено соблюдать конъюнктуру.

 Отправлено: 21.01.09 00:00. Заголовок: то ли шпигель, то ли..

то ли шпигель, то ли Профиль вроде расставил точки: http://inosmi.ru/translation/246820.html